Извечный вопрос

Есть одна вещь в интегральной философии, которая разрешает множество конфликтов, возникающих при попытке уяснить для себя понятия, которые по отдельности выглядят логично, а вот совместно малость конфликтуют. Наверняка вы знаете этот конфликт между материализмом и религиозностью. По отдельности, вроде, всё очень даже адекватно, а как вместе соберёшь — сплошной коллапс. Откуда ни начинай рассуждать — дебет с кредитом сходится. Но, дорассуждавшись по одной из логических линий до определённого вывода, вторая точка отсчёта перестаёт вписываться в контекст рассуждений.

Что первично, материя или сознание? Что для чего является первоначалом? Материя следует за эволюцией сознания или случайная комбинация атомов породила самое интимное из наших ощущений: “аз есем”? Настроение меняется вследствие гормонального фона или мы меняем гормональный фон, работая со смысловыми цепочками? Или смысловые цепочки — всего лишь следствие электричества, бегущего между нейронными сетями? Или это электричество бежит, следуя нашей свободной воле?…

Начиная рассуждать от точки “сначала было сознание”, являющейся отправной для разного рода мистических космогоний, мы легко приходим к “Матрице”, солипсизму, иллюзорности мира и прочим вещам, которые внутри таких рассуждений безупречно логичны, но не оставляют места для материи, называя её лишь самой навязчивой из иллюзий, пустотной по своей природе, как и прочие феномены ума…

Начиная же рассуждать от материи, мы приходим к тому, что наше сознание, наше ощущение своего бытия — лишь aurora borealis на шпиле высокоорганизованной материи, лишь свойство конгломерата атомного субстрата, всё в мире детерминировано, как движение бильярдных шаров на Сукне Вселенной, а квазислучайность событий продиктована нашей неспособностью всё просчитать заранее. И вообще, по сути нет никакого сознания, а только запоздалая реакция нервной системы, смоченная железами внутренней секреции…

В обоих случаях, полагаю, возникает чувство некоего лукавства. Уж слишком реальность навязчива, чтобы так легко было обозвать её иллюзией. Особенно когда болит животик. И материальная позиция, так отчаянно доказывающая нам, что нас нет, тоже вызывает сомнения. Если меня нет, если воли нет, то кто и кому это так усердно доказать пытается? В такие моменты, когда тебе доказывают, что сознания нет, своё бытие ощущаешь острее даже, чем в минуты занятия рутиной. Особенно когда болит животик.

Возможный ответ

Решение этого конфликта до боли простое. Его нет.

"[В]се величайшие и важнейшие проблемы жизни неразрешимы в своей основе; такими им и должно быть, ибо они выражают неизбежную полярность, присущую любой самоопределяющейся системе. Они никогда не будут разрешены, а будут только оставлены внизу благодаря собственному росту вверх."

— Карл Юнг

Нет ответа на вопрос, породила ли наша тень наше отражение в зеркале или это отражение в зеркале является причиной нашего изображения в веб-камере. Потому что эти явления проистекают не друг из друга, а являются равнозначными следствиями чего-то более комплексного.

И мощностей нашего сознания редко хватает, чтобы видеть первоосновы мира во всей красе одним махом. Мы способны удержать перед мысленным взором лишь одну из его четырёх теней. Это перспективы первого, второго, третьего и четвëртого лица.

У нас нет в языке корректных местоимений для четвëртого лица, но, как с архаичными падежами, стоит лишь показать на то, как мы пользуемся этими перспективами, и все станет ясно.

Есть четыре квадранта, которые отражают четыре аспекта происходящего. Невозможно положить какой-то один в основание других. Можно развить своë личное виденье внутри одного из этих квадрантов дальше, чем в других, но этой точке зрения будут соответствовать ещё три равнозначные ей перспективы, даже если мы отказываемся выводить их из слепого пятна.

Любое событие созадействует их все одновременно, как дым созадействует свой цвет, запах, химический состав и историю того предмета, который загорелся, отражая некое событие, параметрами которого они являются. Но нельзя сказать, что дым чëрный потому, что пахнет пластмассой. Есть единая комплексная причина, порождающая все ощущаемые параметры, которые есть лишь грани куба, который мы не способны увидеть разом со всех сторон снаружи и изнутри.

Однако отдельные люди способны на такой трюк, развившись (не пробудившись, прошу заметить, а именно развившись) до определëнного уровня. Но до этого момента нам даны лишь четыре тени, которые бессмысленно выводить одну через другую, но можно рассматривать совместно, чтобы видеть все аспекты события. Хотя, интегралисты говорят, что развитие бесконечно, а, значит, крайней и самой конечной и всеохватывающей истины мы не увидим никогда. Лишь будем по асимптоте бесконечно к ней приближаться.

Рассмотрим немного поподробнее данные нам четыре перспективы, чтобы навести на их лица фокус своего умозрения.

1. Есть мир для меня. И те, кто идут по этому пути, отрицая прочие перспективы, могут дойти до крайнего солипсизма и прочей “иллюзорной природы всего сущего”. Это перспектива первого лица. Как я ощущаю запах? Что я чувствую, держа свинцовый шар в руке? Как выглядит изнутри моего субъективного опыта красный цвет?
2. Есть “мир со стороны”, перспектива третьего лица. Это мир, где обитает современная наука и всё академическое знание. Мир “оно”. Мир чисел и внешних параметров. Каков химический состав дыма? Какова плотность свинца? В каком слое почвы лежала эта окаменелость? Какова частота колебания рентгеновской волны?

Разве можно сказать, что одна из этих перспектив ошибочна? И разве не полнее для нас мир, когда мы знаем, что свинцовый шарик тяжёленкий, а резиновый мяч — нет, а также в дополнение к этому понимаем конкретные химические и физические свойства свинца и резины?

Люди, идущие по изолированному от прочих перспектив пути “оно”, могут придти к ощущению опустошëнности, ведь они откинули одушевляющую перспективу первого лица, они зачем-то откинули виденье красок во имя частоты колебания электромагнитной волны, хотя им даны обе эти грани мира.

3. Когда первое и третье лицо начинают взаимодействовать, появляется второе лицо, тот, кому мы можем сказать “ты”, тот, с кем мы образуем “мы”. Испытуемый, который для статистики ест препарат или плацебо, для фармацевтической компании лишь очередная цифра, просто очередное “оно”. Если же кто-то для меня близкий будет есть сомнительный и неопробованный препарат ради денег — то это совсем другая история. Это “мы”, на которое он влияет ради денег. Это наше “мы”, которое совсем не то же, что “отдельное я и отдельное он, которого я видел в метро на соседней скамейке”.
4. Ну и четвëртое лицо — это то, как мы видим со стороны чьë-то “мы”. То есть, изучая, например, племя индейцев, мы смотрим из перспективы четвëртого лица. Однако, для самих индейцев их племя — это “мы”. Танцуя танец дождя, они вызывают дождь. Но учëный скажет, что они “проводят первобытный ритуал, укрепляющий внутриплеменную общину” или типа того. И все будут правы. И тот, кто признаёт справедливость и способен усмотреть все эти перспективы, будет видеть более полную картину, чем тот, кто будет отстаивать “научную точку зрения” или наоборот, проникнется духом племени, разденется и уйдëт жить в лес, чтобы через пару недель разочароваться в выборе.

Про перспективы первого и третьего лица писал ещë Тимоти Лири в “Семи языках Бога” (ориг. “Chaos and Cyberculture”), говоря, что наука и религия отвечают на одни и те же вопросы, но с двух разных точек зрения: стороннего наблюдателя и непосредственного участника соответственно. Также “достойный противник” Лири, Карлос Кастанеда, что называется “выстрелил” с учениями дона Хуана именно потому, что, в отличие от прочих антропологов, написал свою книгу не от третьего лица, мол “индейцы поступают так-то и так-то потому, что верят в то-то и то-то согласно такой-то системе”, а от первого: “я как непосредственный участник и ученик колдуна пережил такие-то события”. То есть дал нам взгляд от первого лица, что выглядит с одной стороны ненаучно, а с другой — вдохнуло немного жизни в эту науку после длительной стагнации.