У всех есть в воображении свои образы счастья. Маркетологи предлагают, например, такие:

• утреннее солнце, семья есть на завтрак “продукт-нейм”, смеётся и обсуждает успешный успех детей в школе;
• усреднённый деловой человек в расцвете сил находится на седьмом небе после завершения успешной сделки благодаря “банк-нейм”, “витамин-нейм” и рубашки от швейной фабрики “Сызрань”;
• отдых на побережье в экзотическом месте, куда ты летишь на частном самолёте, потому что вложился в “крипту-нейм”…

Nota bene

Хорошо хоть “сиги-” и “бухлишко-нейм” запретили впрягать в культивацию фрустрации у населения.

Оказываясь в подобной картинке (или хотя бы в очень приблизительном суррогате), нарисованной очередными мошенниками, мы действительно можем ощутить на время довольство собой и окружением, так как избавились на время от беспокоящей фрустрации и тревожности. Но, оказавшись в подобной картине, мы не можем в ней застыть на вечность. Из-за горизонта не потянутся вверх титры, и не будет никакого “долго и счастливо”. В лучшем случае будет простое “долго и местами приемлемо”, которое притом не особо зависит от такого стыкующего желаемое с действительным эпизода.

И если мы ощутили в определëнный момент своей жизни эмоциональный пик, то это уже первый звоночек о том, что скоро будет спад. Ибо, как говорят мудрейшие из мудрых, даже само рождение на свет несёт в себе обещание, что смерть рано или поздно возьмёт своё.

Вариант: плохо, а потом — как было

Была как-то по ТВ передача с сюжетом про трансплантацию волос. И один мужчина рассказал, что после восстановления шевелюры он был очень рад, но затем всё стало… обычно. Просто ушла из его жизни одна беспокоящая его вещь. И в итоге он смог ощущать себя так же, как было до проблем с алопецией.

Те, у кого когда-либо сильно болел живот, голова или что-то ещё, знают это чувство: люди не понимают и не ценят того, что у них ничего не болит, не ценят свою внешность, приемлемый материальный достаток и наличие всех и каждого внутренних органов и членов тела… Затем боль отпускает и мы, после кратковременного довольства и даже счастья,… оказываемся снова втянуты в череду проблем, которые ненадолго уходили на второй план, но теперь настойчиво покашливают над ухом, проявляясь перед мысленным взором, как фотография, выползшая из “Полароида”. И от того, что кому-то хуже, чем нам, сильно легче не становится. Может, только чуть-чуть.

Некоторые люди используют этот механизм, чтобы променять моральные страдания и тревожность, вечно мельтешащие на заднем фоне, на затмевающую их физическую боль, чтобы получить временное облегчение от своих проблем (ну, и испытать своеобразный катарсис, конечно, разыгрывая некую сцену из детства… но в эти глубины не полезем). Им в противовес есть люди, заставляющие страдать других, проецируя на них свою тревожность и получая своеобразное облегчение: “Плохое, наконец, случилось, но не со мной”. Что-то подобное, вероятно, ощущают в стаде антилоп, когда хищники забирают кого-то из них и отступают, и это уже что-то из нашего архаичного жертвоприносительного козлоотпускательного стадного прошлого.

Короче, достижение желанных обстоятельств дарит не перманентное счастье, но сиюминутную радость, которая затем блёкнет, снова оставляя нас ни с чем, а то и подсунув новый ворох проблем (типа выплат по кредиту за отпуск или свадьбу). И исполнение желаний (или снятие тревожности, вызванной фрустрацией) дарит радости не больше (и, вероятно, не на более долгий срок), чем в пресловутой поговорке про “сделать плохо, а потом как было”. И если, заимев, например, много денег, человек полагает, что сможет купить себе много-много мелких и крупный радостей, которые сольются в непрерывный поток удовольствий и невиданного счастья, то и тут мы видим тупик на примере “звёзд” шоу-бизнеса, ушедших из жизни при весьма трагичных обстоятельствах после затяжной депрессии. “Ведь всё у них было, чего бы не жить?” — говорят мы потом про них. Но помимо “всего” у них были они сами. И деньги, решая насущные бытовые проблемы, являются также “ручкой” для выкручивания “яркости” проблем психологических. Тут как с пением: хороший сильный вокал никаким микрофоном и усилением не испортишь (грубо говоря), а вокал ужасный, нестройный и полный артефактов, усиленный микрофоном станет мало того, что не лучше, так ещё и все слабые места будут видны всем издалека.

Иными словами, много денег сделают счастливого человека ещё более счастливым, давая дополнительную энергию его действиям, а несчастному даст средства сделать свои несчастья очень “громкими” и видными издалека. Однако, мы ещё не определились, а кто ж у нас является счастливым человеком и что это значит?

Кто судьи?

В интернетах и бумажных изданиях нередко можно наткнуться на статистические данные и рейтинговые таблицы, говорящие о том, что в стране N счастливыми себя считают X% населения. Однако подобные исследования игнорируют другие не менее научные и популярные данные: при одних и тех же условиях (как условиях внешней жизни, так и гормональном фоне) люди, склонные к экстраверсии, оценят свою счастливость по предложенной шкале выше, чем интроверты. Мало того, в момент опроса люди, живущие в обществах, где принято быть формально вежливым и носить маску открытости (все эти “как ваши дела?” и “славный день, не так ли?”), завысят показатель своей счастливости. А уж экстраверты, общаясь с интервьюерами (ну и словечко), могут быть счастливы просто из-за самого факта общения на любимую тему: про них самих.

Как определяют люди свою счастливость в подобных опросах?

Для определения счастливой страны используют рейтинг World Happiness Report, составленный при участии ООН.
Авторы рейтинга считают, что результаты, показываемые большинством стран, на три четверти объясняются шестью социальными и экономическими факторами:

- валовым национальным продуктом на душу населения;
- ожидаемой продолжительностью здоровой жизни;
- уровнем социальной защиты и взаимовыручки в обществе;
- уровнем коррупции;
- возможностью влиять на свою жизнь;
- широтой распространения благотворительности.

Каждый из этих факторов оценивается по десятибалльной шкале. Страны затем сравнивают с несуществующей страной под кодовым названием «Антиутопия», жители которой несчастнее других во всех отношениях.

Авторы рейтинга считают… По десятибальной шкале… Чисто статистически, даже если кто-то из опрошенных людей где-то в чём-то не уверен, итоговое число всё равно обычно выражает плюс-минус действительную ситуацию. Статистика беспощадна в этом плане, так что, кто мы такие, чтобы спорить с учёными, которые посвятили подобным исследованиям не одно десятилетие?

Но как-то так выходит, что в наше время Финляндия считается самой счастливой страной и при этом в этой же стране достаточно высокий уровень самоубийств. Больше, чем в некоторых “менее счастливых” странах. Видимо, пока экстраверты рассказывают о том, как им весело живётся в любимой стране, интроверты, даже не взяв трубку, на другом конце которой висит замученный оператор рейтингового агентства, намыливают не торопясь верёвку.

Свобода

Один из социальных факторов в рейтинге выше — это возможность влиять на свою жизнь. И это, по-видимому, то, что мы называем свободой. И дети мечтают стать поскорее взрослым именно потому, что взрослые в их представлении свободны: у них есть деньги, они сами распоряжаются своим временем и потому взрослые — счастливые и свободные люди (ах, если бы молодость знала).

Но почему-то, когда говорят “свобода”, возникает двоякое чувство: бытность рабом своих внутренних демонов, чьи сиюминутные капризы ты послушно исполняешь, не тянет на свободу, но и (само)запреты на преодоление фрустрации тоже не вяжутся со словом “свобода”. Свобода же в буддийском смысле “свобода от желаний” похожа скорее на апатию. Высокий уровень разводов в той же Финляндии, видимо, тоже является последствием “свободы” (возможности влиять на свою жизнь).

Преодоление семейного кризиса больше похоже на счастливый исход, чем “развод и дети пополам”, так как сам по себе распад (развал на более низкоуровневые единицы чего-то комплексного) является скорее атрибутом энтропии, разные аспекты которой в большинстве культур ассоциируются со злом. И, видимо, по-настоящему свободным в смысле удовлетворения желаний может быть только человек, у которого, как в том тосте, желания совпадают с возможностями, не порицаемыми обществом, к которому он принадлежит.

Однако, в этот узкий диапазон редко кому удаётся попасть. А те, кому удаётся, тоже вряд ли ходят, непрерывно улыбаясь. В течение дня на такого человека может накатить и грусть, и злость, и страх, и раздражение, и даже зависть или скука. И богатые в этом плане живут фактически обычную жизнь, только обставленную более дорогими атрибутами, чем у мифического среднестатистического человека.

Счастье, конечно, более интегральное понятие, чем сиюминутная эмоция, если уж смотреть шире. И счастливый человек, ударившийся мизинчиком о тумбочку, высказав этому предмету мебели всё, что о нём думает, скоро продолжит свою счастливую жизнь. Но, если смотреть ещё шире, то в любом случае человек, какую бы жизнь он ни жил, находится в состоянии решения проблем, считает ли он такое положение дел счастливым или нет. И снять “профит” со своего счастья человек может либо обернувшись назад и сказав: “Пожалуй, было норм”, либо глядя с предвкушением в будущее, где обязательно произойдёт что-то хорошее.

Вот только хочется не просто смотреть в будущее, где когда-нибудь ждёт счастье, ради которого “всë это”, или оборачиваться на куски своей прошедшей жизни и, не видя в них того, о чём особо сильно сожалеешь, говорить: “Моя жизнь была счастливой”, — а понять, можно ли жить счастливо сейчас и длительно, а не в мечтах о будущем, в ностальгии прошлого или будучи атакуемым сиюминутными “пиками” эйфории, за которыми неминуемо следуют болезненные “ямы”, из которых тянутся крючья никуда не исчезнувших проблем?

А что там со страдой?

Сразу закроем вопрос о Будде. Часто, говоря о счастье, вторят его извечное “избавление от желаний” и прочие наставления, данные некогда, записанные через пятьсот лет после того, как они были даны, а затем десять раз переведённые из головы от руки.

Если мы откроем новости, повествующие о том, что происходит сейчас, о том, кто из сильных мира сего что сказал, а потом откроем новости оппозиционного издания, то покажется, что читаешь о двух разных событиях и высказываниях. И вот так, не зная наверняка о том, что происходит прямо сейчас за стенами дома (а то и в них), а также учитывая прочие условия, быть уверенным в том, что Будда сказал нечто столь определённое тысячелетия назад, было бы немножко поспешно.

И, чем ковыряться в узлах передачи данных, в которые могла вмешаться ошибка, давайте просто задумаемся над словом, противоположным слову “счастье”. А именно: “страдание”.

И, будучи счастливыми детьми своего времени, мы можем просто залезть в поисковик и узнать, что этимологически “страдать” и “работать” — близнецы братья. Уборка хлеба ведь потому и называется страдой.

Древние Греки, чью культуру мы, не подозревая того сами, продолжаем развивать, высказали мысль, будто счастье в праздности. Вот только, как обычно, есть нюанс, затерянный во времени при передаче данных и при смене контекста жизни, ибо они говорили про избавление от работы, которую за нас давно уже делают механизмы, а за них делали рабы, пока сами счастливцы занимались трудом, от которого мы по их же “наставлению” по инерции бежим, как чëрт от ладана, прославляя праздность и страдая от экзистенциального кризиса. Греки в своей “праздности” постигали науки, языки, инженерное и строительное дело, музыку, изобразительное искусство, военное дело, гимнастику и т.д. и т.п. Их мысли, изобретения, постройки и даже слова до сих пор влияют на нас. Такие вот они были “праздные”.

Бытует легенда о том, как умер Архимед, чьи труды спустя более двух тысяч лет мы изучаем в школе.

Архимед погиб во время осады Сиракуз — его убил римский воин в тот момент, когда ученый был поглощен поисками решения поставленной перед собой проблемы.

То есть Архимед настолько был поглощён решением проблемы, которую перед собой поставил, что даже не замечал, что вокруг происходит. А происходило смертоубийство, пожар, мародёрство и насилие. И чем же это не счастье — не впускать в сознание негатив?

Вовлечённость или отрешённость?

Читая о великих сподвижниках (особенно из Индии), мы можем заметить, что одной из величайших добродетелей считается умение, не отвлекаясь на внешние раздражители, продолжать восхвалять Божество (любую из его или её форм).

Если йогин восхваляет Богиню, то ревнивый Шива нашлёт муравьёв, бандитов, тигров, вшей или голых женщин, но ничто не должно нарушить концентрации сподвижника. Не должно или не может? Может, счастливые не только часов не замечают, но и вообще всего, кроме предмета своего интереса…

История с Архимедом учит нас, что подобное поглощение внимания не обязательно связано с божественным, это может быть нечто иное, притом совершенно земное. А если мы вернёмся к нашим рассуждениям о больном животике, мазохизме и свободе, то не является ли счастье способностью концентрироваться на чём-то, откинув всё другое вплоть до ощущения времени и ужасов, происходящих вокруг? Ведь та же боль, поглощая всё наше внимание, позволяет забыть прочие проблемы, и, отпустив, погружает нас в состояние освобождения… На какое-то время. Да и счастливое неведение разве не может стать счастливым временным отвлечением от тревожных мыслей уже после того, как был откушен плод с Древа Познания?

И если учения востока учат искать эту лазейку в самонаблюдении (в чтении мантр или молитв, визуализации, медитации), то нам, людям, чья культура экстравертна, стоит поискать её в умении работать с внешним миром.

Наше внимание не может быть нигде. Да, оно может быть расфокусировано и “впитывать” нечто невнятное, колышась от малейших флуктуаций в ощущениях, а мы потом не можем ничего вспомнить. Но оно при этом так или иначе есть. И наше умение вовлечься во что-то понятное, откинув всё прочее, делает нас отрешёнными от этого самого “всего прочего”. И если то, на чём мы сфокусированы интересно, то мы вспоминаем подобные события особенно позитивными.

Страдать

Детей (да и взрослых) не оторвать от мультфильмов и компьютерных игр. Можно при этом наблюдать, как у них отвисает челюсть, как они сидят в самых невероятных позах (аки йоги), или, если это компьютерная игра, бормочут что-то, общаясь с виртуальным пространством, совершенно этого не замечая. Они могут подолгу не есть и забывать о каких-то беспокоящих вещах, а потом вспоминать об этих минутах, как о чём-то невероятно приятном. И это, похоже, и есть то самое длительное счастье в моменте: забыть себя в чём-то интересном. Однако подобное времяпрепровождение негативно сказывается на телах и психике. Можно ли испытать нечто подобное, не зависая перед зомбоящиком, ящичком или дощечкой, а делая что-то, что в итоге ещë и пользу принесëт?

Если мы вспомним Шерлока Холмса Артура Конан Дойля, то он принимал всякое разное от скуки. Но, когда находил себе увлекательное дело, бросал всё и мчался его разгадывать. И его деятельность сочетала в себе пользу, активность, интерес и давала полноту жизни.

Если мы вспомним доктора Хауса из одноимённого сериала, то увидим то же. Вплоть до того, что решение задач помогало ему не чувствовать боли.

Увлечённость неким делом — это и есть рецепт счастья по-западному. Хотя в Японии есть очень близкий аналог такого положения дел под названием “Икигай”.

Но это довольно лукавое понятие, так как “то, что нужно миру” звучит несколько натянуто (есть ведь части света, где твоя деятельность может быть совсем не нужной, а то и вредной), а “то, что ты любишь” — довольно ненадёжная штука. Сегодня любишь, а завтра захотел сменить деятельность ради разнообразия.

Более того, многие люди, не любя свою работу, находят, что ощущали интерес и сильное увлечение, решая определëнные задачи на своей “каторге”.

Иными словами, счастливым может себя считать человек, который имеет возможность регулярно заниматься чем-то интересным, поглощающим всë его внимание. И если это происходит на работе, то он будет счастлив большую часть светового дня все лучшие годы жизни. Вот только есть некий порог, который нужно осознать.

Энтропия vs счастье

И этот порог — разгон, разогрев, разминка. Когда перед нами встаëт задача, первая мысль — извечное русское “надо с печки слезать”. Мы долго запрягаем, зато, когда разгонимся… и тут, когда дело начало спориться, прилетают правки, изменения планов, пересчëт маршрута, переориентация приоритетов, неожиданные обстоятельства, война, чума, голодомор, и мы оказываемся в изматывающем состоянии, когда нужно постоянно всë начинать с начала, когда мы не можем вложить в некое дело импульс, который потащит уже нас за собой, и нередко при этом нужно переключаться между делами, которые успевают “остыть”, пока ты занимался чем-то ещë. И всë это элементы вышеупомянутой энтропии.

Раскроем немного это понятие. Энтропия — понятие сложное, но мы поступим просто: накидаем слов и образов, которые покажут сторону, в которой она нарастает.

Чем больше неопределëнности, тем больше энтропия. Нарезав салатик, мы создали энтропию относительно изначальных плодов: какой кусочек к какому плоду принадлежал и к какой его части? Пропустив овощи через блендер мы уже никогда не распутаем эти частицы между собой. Если все вокруг лгут, то ты не знаешь, где правда, какие из слов и на сколько достоверно отражают действительность. Чем меньше информации, тем больше энтропии. Встав в озëрную гладь ранним утром, ты видишь, что все волны созданы тобой. Занырнув в людное море, ты создаëшь волны, которые теряются в двух шагах от тебя среди прочих волн, созданных людьми или стихией: энтропия поглощает созданные тобой волны, никто уже не скажет, что из общей мороси на поверхности воды является твоим порождением. Слово, каким бы правдивым оно ни было, сказанное в шумном месте также пожрëтся энтропией, и потраченная нами энергия в таком хаотичном гомоне накормит лишь белый шум энтропии. Иными словами, энтропия — это хаос…

Углубиться с головой в некое интересное дело, не подвергаясь влияниям извне (и изнутри) — это значит противостоять энтропии.

Потому так отрадно смотреть сериалы по вечерам: они захватывают наше внимание, почти не требуя от нас энергии для разгона (набора увлекающей за собой инерции), а наоборот, сами утягивают за собой зрителя, и на некоторое время (пока не упадут рейтинги) создают островок, в котором есть некая рафинированная упорядоченность. Маленький нарративный заповедник, противостоящий энтропии разрывающих нас на части мыслей и событий.

Пока дети маленькие и не подвержены непосредственному влиянию (или осознанию, что в данном случае одно и то же) социальных сил большой величины (больше, чем авторитет в классе или во дворе), эти силы, не порождают мыслей типа “делаю ли я что-то полезное?”, “чему это меня учит?”, “как это скажется на моей жизни и жизни близких?” То есть тех мыслей, которые мешают нам насладиться тем, что давало в детстве ощущение счастья: игра в компьютер, просмотр мультфильмов. Подобные мысли создают вектор, не сонаправленный с концентрацией на выполняемом деле. То есть создают энтропию, сумятицу, смешивают, как в том салате, мысли о выполняемой деятельности и о том, что несëт или не несëт эта деятельность для сил, влиянию которым я подвержен. Отсюда и японский “Икигай”: сумма описанных в нëм вещей позволяет погрузиться в деятельность, не отвлекаясь на тревожащие мысли. Ты делаешь что-то интересное и не думаешь, что мог бы сделать вместо этого что-то полезное для своего достатка, пользы семьи или даже мира: все эти вещи сонаправлены в единой деятельности, а не разрывают тебя на части. Но ты счастлив не от осознания этого, а потому что в сознании нет мыслей, создающих энтропию, сумятицу, блуждание внимания и в конечном итоге — тревожность. Ты сосредоточен на увлекательном деле, не думая каждую минуту о пользе… Но что же с этим делать? Бросать работу и искать призвание, полезное для общества и несущее прибыль?

Фокус

Ничего бросать не нужно. Как уже было сказано, “Икигай” — лукавое понятие. Учëные, чьи открытия лежат в фундаменте смертоносных механизмов, тоже вполне могли быть счастливы и считать, что трудятся на благо мира. А если вы смотрели сериал “Во все тяжкие”, то могли видеть, как герой приходит к довольно неприятному выводу относительно себя в конце сериала.

Спойлер

В последнем сезоне герой признаëтся, наконец, жене (и нам заодно), что занимался всем этим для себя. Ему это просто нравилось, доставляло удовольствие. Ему нравился как процесс изготовление веществ, так и противостояние с умными и опасными людьми. Это фокусировало его на интересных задачах, заставляя забыть о болезни, скуке и прочих проблемах. Все сезоны до этого он врал (в первую очередь себе), что делает это всë ради семьи и будущего детей.

В статье про сновиденные транзиты мы упоминали, что во сне, сосредоточившись на чём-то, мы рискуем переместиться в иное место. Так, заглянув в кружку с кофе, мы можем оказаться в тоннеле. При этом окружающие кружку вещи, которые оказались вне фокуса внимания, довольно быстро исчезнут. Материя — более навязчивая вещь, чем воспринимаемые во сне образы, и потому, как долго ни фокусируйся на чём-то, окружающие вещи никуда не деваются и всегда готовы ворваться в поле восприятия, вернув нас туда, откуда мы начали. С другой стороны, поскольку во сне нет такой навязчивой и потому надёжной штуки, как материя, хаотичность в мыслях порождает хаотичность в образах сна. И потому фокусировка внимания важна не только для счастья наяву, но и для большей внятности происходящего во сне.

То есть в фундаменте счастья, длящегося сейчас, лежит способность сосредоточиться на деле, откинув вносящие сумятицу мысли и чувства. И делать это можно, как опираясь на рефлекторные механизмы (ища деятельность, которая затягивает с головой), так и развивая непосредственно механизм фокусировки внимания.

И есть один простой трюк, который может с этим помочь. Йоги, как обычно опередив нейробиологов на пару-другую тысяч лет, предлагали (а нейробиологи нынче предлагают это как нечто инновационное) следующий способ для того, чтобы “собрать себя в кучу”. Он занимает не более минуты и основан на одном простом правиле: так сложилось, что наше внимание наиболее сильно привязано к глазам. Это можно, конечно, преодолеть упражнениями, но в данном случае это предлагается использовать.

Чтобы сфокусировать ум и внимание, нужно некоторое время смотреть на маленький объект.

Чем меньше объект, тем сфокусированней ум. Если вам нужно собрать мысли в кучу, смотрите на что-нибудь маленькое минуту или около того. Сойдёт даже точка в конце предложения того текста, что вы читаете и не можете понять, так как мысли то и дело разбегаются.

Но есть штука, которую нужно знать. Во-первых, нельзя забывать моргать, чтобы не перенапрячь глаза, а во-вторых, не нужно неподвижно смотреть в одну точку. Глаза должны совершать свои микродвижения, чтобы чувствовать себя комфортно. При этом созерцаемая точка будет всё время дёргаться, пульсировать туда-сюда во всех направлениях, и это нормально, так и должно быть, иначе появится резь в глазах, всё заволокёт пелена, а ум начнёт угасать вместо того, чтобы оставаться с одной стороны подвижным, а с другой — сфокусированным.

Немного резюме и чуть-чуть о потоке

Какими бы образами ни рисовали счастье, оно в корне своëм состоит из собранного в фокус внимания к увлекательному и интереснрму делу.

Внимание при этом минимально подвержено манифестациям энтропии (ничто не тянет его в сторону: ни тревожность, ни память о более важных делах, ни другие люди, отвлекающие своими проблемами).

Добиться этого, как ни странно, можно, занимаясь очень многими бытовыми вещами и решая повседневные задачи. Говоря об интересных вещах, мы должны немного посвятить время, чтобы уяснить для себя, а что мы считаем интересным? И тут нам помогут исследования психологов, работающих с потоковыми состояниями. Ведь эти знания применяют в том числе в тех самых компьютерных играх, на которых любят залипать дети.

И интересным, залипательным и увлекающим внимание дело становится, когда попадает в коридор между чем-то слишком скучным и простым и слишком сложным. И этот коридор можно расширить, немного усложняя слишком простые и скучные дела (например, ставя скоростные рекорды мытья посуды или полов или вытирая пыль левой рукой) и снижая энтропийность тревожных дел (разбивая слишком комплексные и потому разрывающие внимание задачи на более мелкие, на которых удобно сфокусироваться, оставляя на время остальное за скобками).

Так, живя свою обычную жизнь, можно сделать еë чуточку счастливее.

Не вдохом единым

Делая вдох, проглатывая пищу, кидая куда-то взгляд, прикасаясь губами к чашке с чаем, мы наполняем себя. Наполняем ощущениями, пищей, информацией, энергией. Делая работу, сфокусировавшись на интересной задаче, мы делаем жизнь наполненной, а затем, оборачиваясь на работу, которая нас так увлекала (как компьютерная игра детей), мы считаем эти минуты самыми счастливыми в жизни.

Но за вдохом следует сделать выдох, за глотком паузу, чтобы дать воде распределиться по всему телу, а также не забываем моргать и закрывать глаза на ночь. Йоги после серии упражнений ложатся в шавасану (позу трупа) и ждут, пока всё, что происходило до этого, не растворится. Когда сахар растворяется в воде или капля сливается с океаном, не есть ли это по нашему же определению кормление энтропии?

Нотки подобного положения дел имеются во многих традиционных (и не очень) учениях. И по традиции стоит упомянуть, что научный фундаментализм — не исключение. Ведь он пророчит в самом конце тепловую смерть Вселенной после бесконечного расширения. Также наука обещает растворение наших тел в почве (или рассеяние праха после сожжения), чему яростно противились жители Древнего Египта, мумифицируя “сильных мира сего”.

То есть в конечном итоге всë идëт к тому, что конечный бенефициар — всë равно энтропия, впитывающая и растворяющая в себе наш последний выдох. А мы можем лишь попробовать сделать свою короткую жизнь счастливой, максимально сфокусировавшись на своих делах земных, пока есть такой шанс и пока хаос нас в итоге всë равно не догонит.

Но разве это не блаженство расслабиться и отдаться потоку в позе трупа после сосредоточенного труда, который дарил тебе счастье, даже если это будет окончательная шавасана, после которой уже не будет никакого “после”?